Д.Ю. Адамидов
ЭТАП: экономическая теория, анализ, практика
№5 2019
В статье дается новая интерпретация классической теории факторов производства Ж.-Б. Сэя. Автор рассматривает, как влияет специализация на том или ином факторе производства на формирование хозяйственных и социальных порядков, а также на особенности исторических взаимоотношений социумов, специализирующихся на различных факторах производства.
Жан-Батист Сэй сегодня представляется нам почтенным классиком, а его теории «факторов производства», безусловно, воздается должное во всех учебниках и монографиях, но не более того. «Преданья старины глубокой», о которых студент забывает сразу после сдачи зачета, а преподаватель и исследователь если и просматривают, то «наискосок» и крайне редко.
Между тем, именно отталкиваясь от идей Сэя, просто и понятно сформулированных, становится возможным выработать подходы к решению довольно сложных теоретических проблем, которые сегодня стоят перед экономической наукой. Одной из них и посвящена данная статья.
Постановка проблемы внешних ограничений в экономических исследованиях.
Принцип неполноты, сформулированный в 1932 году Куртом Геделем, и гласящий: «никакая система не может быть полно описана средствами данной системы» — вполне применим также и к социально-экономическим системам. В частности, изучая закономерности экономического поведения, исследователь рано или поздно сталкивается с проблемой, когда рациональный выбор «перестает работать» по той причине, что на него начинают влиять внеэкономические ограничения. Социологи или историки также охотно поделятся примерами абсолютно иррациональных социальных конфликтов и поступков, совершаемых не только вопреки здравому смыслу, но и порой чувству самосохранения. Причиной этого, как правило, являются внешние ограничения, формализуемые в виде традиций, обычаев, табу, стереотипов поведения.
Экономическая теория традиционно старается обходить (если не сказать — игнорировать) вопрос внешних ограничений, выводя его за скобки анализа и сосредотачиваясь на «типичных ситуациях», которые чаще всего таковыми и в реальной жизни не являются. Например, «совершенная конкуренция», так любимая неоклассиками, в реальной современной экономике является скорее экзотикой. А если на традиционную неоклассическую «паутинообразную модель» наложить внешние ограничения, то она вполне может превратиться в свою полную противоположность [1].
«Лобовое» решение проблемы, состоящее в прямом описании, классификации и анализе конкретных внешних ограничений, хорошо работает в маркетинге, но совершенно не годится для экономической теории, поскольку предмет ее исследования — это универсальные закономерности экономического поведения, которые трудно разглядеть в тех десятках и сотнях внешних ограничений, которые могут предоставить в распоряжение экономистов маркетологи, социологи, историки или психологи.
Например, библейское табу «не вари козленка в молоке матери его» или запрет на употребления свинины мусульманами будут весьма полезной информацией при анализе потребительских предпочтений в определенных сегментах рынка продовольствия на Ближнем Востоке, но совершенно не помогут понять, соблюдаются ли в этом случае общие законы рыночного ценообразования и есть ли базовые отличия в экономическом поведении жителей Ближнего Востока от жителей Западной Европы или Южной Америки. Более того, фиксируя очевидные культурные различия, характерные для разных регионов планеты и разных народов, мы не можем судить об их глубине и неизменности. Если продолжать примеры влияния религиозных ограничений на экономическую деятельность: в исламе запрещен ссудный процент, но это не значит, что исламские банки не одалживают деньги клиентам на возмездной основе. Сукук, мурабаха и другие формы исламского банкинга — это, в том числе, способы обойти религиозные запреты.
Иными словами, внешние ограничения слишком разнообразны и характеризуются разной жесткостью и изменчивостью. Продуктивный их анализ методами экономической теории возможен, но, к сожалению, малоэффективен. Это, в свою очередь, уже ограничивает развитие самой экономической теории.
Любые внешние ограничения, какими бы странными и нерациональными они сегодня ни представлялись, в момент своего появления являются вполне логичными и рационально обоснованными. Вернемся к козленку, которого «нельзя варить в молоке его матери». В момент появления данного запрета в нем не было ничего мистического и необъяснимого. Это был призыв рационально использовать имеющиеся продовольственные ресурсы: не забивать чрезмерно много животных, обеспечить нормальное воспроизводство стада, чтобы не голодать в будущем. А уже прочие религиозные, мистические, философские и иные толкования появились позднее, когда заповедь в своем первоначальном виде потеряла актуальность.
Аналогично — с запретом есть свинину. В условиях жаркого климата Ближнего Востока свинина быстро портится, и ее употребление может привести к отравлению и даже мору. И чтобы по сто раз не объяснять опасность подобных действий, это санитарное, по сути, правило было сформулировано в форме безусловного и жесткого религиозного запрета, что в иудаизме, что в исламе. Примечателен отказ от него в христианстве (несмотря на признание христианами соответствующих глав Ветхого завета), поскольку основной ареал распространения христианской религии был севернее, где климатические условия позволяли более безопасно заготавливать и хранить свинину.
Иными словами, любое внешнее ограничение в основе своей базируется на вполне рациональных мотивах. Мы не всегда можем точно понять его природу или проследить историю возникновения, но для целей экономической теории принципиально важным является рассмотрение внешних ограничений, не как чего-то чуждого по отношению к экономической системе, а как производную от экономического уклада прежних времен. Любые внешние ограничения — это, в конечном итоге, «следы» тех хозяйственных и/или социальных порядков (которые так или иначе все равно возникают на базе хозяйственных порядков: один хозяйственный порядок может породить несколько различных социальных порядков, имеющих вместе с тем хорошо наблюдаемые общие черты), которые существовали в обществе на момент их появления. Соответственно, проследив историю возникновения и изменения хозяйственных порядков, мы сможем более обосновано судить и о характере и жесткости существующих ныне внешних ограничений: о том, насколько они, в принципе, могут меняться, и как быстро это может происходить.
Дело за малым: описать и должным образом классифицировать хозяйственные, а вслед за ними — и социальные порядки. Здесь исследователя поджидает та же трудность, что и в случае с маркетингом.
Вальтер Ойкен, посвятивший исследованиям данной проблемы не один десяток лет, в своем базовом труде «Основы национальной экономии» говорит буквально следующее: «Количество и многообразие хозяйственных порядков, возникавших и исчезавших в ходе мировой истории, необозримо. Если бы мы, допустим, захотели описать те хозяйственные порядки, которые существовали около 1700 года в отдельных европейских государствах, Индии и Китае, латиноамериканских странах и некоторых областях Африки, то перед нашими глазами возникла бы сколь пестрая, столь же и интересная череда» [2].
Однако, многообразие хозяйственных (а вместе с ними — и социальных) порядков не означает, что их нельзя эффективно сгруппировать и классифицировать. Некоторые подобные классификации уже давно используются в истории и археологии: например, выделение земледельческих (оседлых) или скотоводческих (кочевых) культур. Но для нас, разумеется, интересно группировать социальные порядки в соответствии с целями и задачами экономической теории.
Факторы производства и социальные порядки
Жан Батист Сэй не скрывал того, что его работы представляют собой упрощенное изложение теории Адама Смита. Но парадокс заключается в том, что сформулированная им концепция «факторов производства» позволяет гораздо более продуктивно описывать специфику социальных порядков и порождаемых ими внеэкономических ограничений, нежели труды Смита и других титанов классической теории.
В современной интерпретации можно выделить три основных типа «факторов производства», которые описывал Сэй.
«Труд», который следует понимать не только как производительный труд в материальном производстве, но и как продажу рабочей силы (работорговлю, продажу крепостных крестьян «на вывод»), «услуги» наемников, охраны, «кры-шевания» — в общем все виды деятельности, связанные с продажей/арендой способности людей производительно трудиться и оказывать услуги.
«Капитал», который следует понимать не только как активы, производящие «здесь и сейчас» добавленную стоимость, но и как пригодные к обмену ценности вообще (разумеется, не относящиеся к предыдущим двум категориям). Это и физический, и денежный, и символический капитал, и право использования инноваций, право торговать на том или ином рынке и прочее.
«Земля», куда следует отнести не только сами земельные ресурсы, но и полезные ископаемые, да и вообще любые природные ресурсы и блага. Также сюда можно отнести право проезда/провоза товаров по подконтрольной территории (контроль над транзитом товаров и капиталов, если таковой связан с физическим перемещением ценностей).
Точно так же социальные порядки можно консолидировать в несколько больших групп, соответствующих «факторам производства».
Социальный порядок «Труд». Классический пример — Китай практически в любую историческую эпоху. Ключевой императив — все должны быть заняты производительным (или как минимум приносящим доход) трудом, причем не только эксплуатируемые классы, но и господствующие. Это находит выражение как в общей идеологии конфуцианства, так и в специализированной экономической литературе (начиная с трактата «Гуань Цзы» (VI—III веков до н.э.), который по праву можно считать первой работой по политической экономии). При этом Китай, безусловно, большую часть своей истории играл и играет заметную роль на международном рынке капитала, но господствующее общественное сознание все же остается именно «трудовым».
Но есть и другой, не менее хрестоматийный пример. Когда производительный труд по каким-то причинам не в состоянии прокормить население (земля «не родит», изменился климат), то начинается торговля не произведенной продукцией, а живым товаром: и в виде обращения и продажи соседей и соплеменников в рабство, и в виде наемничества, и в виде организации разбоя на дорогах.
И в один ряд тут встают и киликийские пираты, и средневековые викинги, и индийский раджпуты, и немецкие ландскнехты Нового времени, и много кто еще, включая, кстати сказать, большинство древнегреческих полисов и Англию до «Славной революции» 1688 года. Хотя это совершенно внешне не похоже на Китай, но принцип тем не менее един: продается в первую очередь «труд». А труд ли это солдата, пирата, ремесленника или землепашца—уже вопрос второй.
Основные различия между социальными порядками «мирного» и «военного» труда приведены ниже в таблице 1.
Таблица 1. Различия между «мирным» и «военным» трудом
Параметр | «Мирный труд» | «Военный труд» |
Базовые ценности | Процветание социума за счет совместного труда и вклада каждого его члена в общее дело | |
Базовые хозяйственные приоритеты | Полная занятость как средство повышения благосостояния и одновременно предотвращения социальных конфликтов | |
Склонность к инновациям | Низкая | Низкая, за исключением новаций, связанных с созданием новых вооружений |
Отношения личности и общества | Общество важнее личности, личность часто не мыслится вне общества | Носят двойственный характер. С одной стороны: «Один в поле не воин», с другой: «Хороший полководец — половина армии» |
Социальные границы (нормы поведения) | Жестко регламентированы. Чаще всего формализованы в виде законов, а также традиций / обычаев | |
Структура управления (государственное устройство) | Чаще всего иерархич-ная и бюрократическая | Чаще всего военная демократия или тоталитарная(деспотия) |
Социальный порядок «Капитал». Остап Бендер говорил: «Если в стране ходят денежные знаки, то должны быть и люди, у которых их очень много». Действительно, когда капитал накапливается в достаточно серьезных объемах, неизбежно встает вопрос о его безопасном хранении и обороте. Как следствие, достаточно быстро возникают устойчивые социальные структуры, основной задачей которых является обслуживание процесса движения и хранения капиталов.
В XVIII—XIX веках на стадии «Подъема» в Европе «капитал» в основном не был разделен с «трудом», но после «долгой депрессии» (1873—1896 годы) активизировался процесс образования транснациональных корпораций, и к середине ХХ века ситуация приняла привычный для всей предыдущей мировой истории вид: на организации оборота и хранения капиталов специализировались отдельные (как правило, небольшие) государства или особые социальные анклавы — «мировые финансовые столицы», которые административно могут входить в состав крупных государств или являться городами-государствами, как Сингапур или Гонконг, но, по сути, в любом случае являются некой «вещью в себе» и скорее относятся к наднациональным и надгосударственным образованиям.
В аграрную эпоху, конечно, ситуация была немного иной. Но была Папская область, где хранила деньги Испанская империя, и куда, кстати сказать, активно инвестировала, финансируя создание ныне всемирно признанных шедевров мировой архитектуры и изобразительного искусства. Были Венеция, Генуя, Флоренция — своего рода города-«кошельки» Западной Европы. А Венеция, кроме всего прочего, еще успела побыть и «кошельком» Византии. В Новое время имела место характерная история Англии, которая после поражения в серии англо-голландских войн и «Славной революции», в итоге, стала операционной базой для голландского капитала. А уже после наполеоновских войн это вылилось в мощный индустриальный рывок и выход на ведущие роли в промышленном развитии и более чем 100-летнее доминирование у мировых финансах. Основные особенности социального порядка «Капитал» приведены в таблице 2.
Таблица 2. Особенности социального порядка «Капитал»
Параметр | Социальный порядок «Капитал» |
Базовые ценности | Процветание социума, реализуемое через процветание личности |
Базовые хозяйственные приоритеты | (а) Отдача на вложенный капитал как основной критерий эффективности хозяйственной деятельности (б) Предпринимательская инициатива как основной двигатель развития общества |
Склонность к инновациям | Высокая |
Отношения личности и общества | Личность важнее общества. При этом общество ограничивает негативные проявления личной свободы (свобода как осознанная необходимость) |
Социальные границы (нормы поведения) | Жестко не регламентированы. Ограничения достаточно часто существуют только в виде формальных законов |
Структура управления (государственное устройство) | Чаще всего республиканская или демократическая со срывами в авторитарную/тоталитарную в период социальных потрясений. |
Социальный порядок «Земля». Для нас данный социальный порядок наиболее знаком и понятен. Основу его составляет организация эксплуатации природных ресурсов (полезных ископаемых, сельхоз и биоресурсов), а также торговых путей, проходящих по контролируемой территории. Основная задача в данном случае — наладить выгодную добычу и транзит на подконтрольной территории, задействуя только те трудовые ресурсы и капиталы, которые для этого необходимы. В данном случае оптимизируется не удельный, а общий доход. При этом, эффективность использования ресурсов хотя и берется во внимание, но не является решающей при принятии решений. Поэтому вполне нормальной для такой модели может быть ситуация, когда социальные институты контролируют только приносящую основные доходы деятельность, а все остальные сферы жизни существуют в автономном режиме с минимальным вмешательством государственной власти и иных общественных институтов (таблица 3).
Таблица 3. Социальный порядок «Земля»
Параметр | Социальный порядок «Земля» |
Базовые ценности | Обеспечение максимальной отдачи от контролируемых природных ресурсов и/или транзитных возможностей |
Базовые хозяйственные приоритеты |
Максимизация натуральной и/или финансовой ренты в абсолютном выражении. Контроль и жесткое разделении сфер влияния как основной инструмент обеспечения социального согласия и решения конфликтов |
Склонность к инновациям | Средняя |
Отношения личности и общества | Отношение личности и общества — продукт компромисса (баланса сил), и в основном базируется на способе эксплуатации контролируемых природных ресурсов / транзитных возможностей |
Социальные границы (нормы поведения) | Жестко не регламентированы. Ограничения существуют преимущественно в виде традиций, обычаев, но могут быть и формализованы в законах. |
Структура управления (государственное устройство) | Чаще всего авторитарная, с периодическими срывами в самоуправление и даже анархию в период социальных потрясений. |
Очевидно, что описанные социальные порядки достаточно редко можно наблюдать, что называется, «в химически чистом виде». Разве что в случае с «Капиталом»: центры его оборота и накопления выглядят узнаваемо во все исторические эпохи. Например, в популярной финансовой литературе Венеция эпохи расцвета очень часто сравнивается с современным Нью-Йорком, а борьба Генуи и Венеции —с конкуренцией Лондона и Нью-Йорка после Второй мировой войны. Но все же в большинстве случаев мы будем наблюдать некоторые комбинации из различных социальных порядков следую щей м атрицы социальных порядко в (рисунок 1).
Как видно, позиционирование каждого социума может быть описано если не в строго алгебраических координатах (все же довольно трудно в данном случае представить себе систему количественных измерений), то, как минимум, в относительных параметрах. При этом, в подобной системе можно осуществлять как описание исторического развития хозяйственных порядков в рамках одного социума (рисунок 2), так и проводить сравнение социальных порядков. Ниже мы проиллюстрируем как может работать данный подход на историческом и социологическом материале.
Историческая наука без труда обеспечит нас примерами того, как одни социумы веками мирно сосуществуют друг с другом, а другие точно так же веками, если не тысячелетиями, находятся в конфронтации между собой. В каждом таком сюжете, безусловно, существует своя драматургия, которая и составляет основной предмет изучения историков, но если рассмотреть ситуацию с точки зрения матрицы социальных порядков, то довольно легко можно выявить некоторые базовые закономерности.
Например, социумы, в которых господствуют социальные порядки «военного труда» (то есть живущие за счет наемничества, рейдерства, пиратства), будут с большой вероятностью кооперироваться с социумами, где господствуют социальные порядки«капитала».Капиталу необходима, с одной стороны, защита (то есть услуги по обеспечению безопасности),а с другой — силы для конкурентной борьбы. И то, и другое требует квалифицированных кадров, а вплоть до конца XX века огромную роль играло не только их качество, но и количество.
Таким образом, общества, где господствуют социальные порядки «капитала» и «военного труда», чаще всего образуют естественный симбиоз. Что, разумеется, не исключает внутренних конфликтов. И наоборот, социумы с преобладающими социальными порядками «мирного труда», скорее всего, будут конфликтовать с порядками «военного труда», что ярко можно проследить на примере взаимоотношений римлян и варваров или Китая и народов Великой Степи.
Если теперь попытаться дополнить матрицу социальных порядков и изобразить на ней взаимоотношения кооперации и конфронтации между социумами, то получится примерно следующее.
Одни стрелки обозначают возможность кооперации и/или симбиоза социумов. Другие стрелки обозначают высокую вероятность конфликтов. Правила сопрягаемости социумов можно сформулировать следующим образом.
Социумы, расположенные в соседних четвертях матрицы, способны на мирное сосуществование, так как имеют некоторое сходство социальных порядков или, проще говоря, общие ценности, на базе которых можно договариваться.
Социумы, расположенные в одном квадрате матрицы, при отсутствии дефицита производственных ресурсов конфликтовать не будут. Если же внешние ограничения (например, отсутствие достаточно количества пригодных к обработке земель или резкое сужение спроса в результате кризиса перепроизводства) не позволяют осуществлять бесконфликтное развитие, то может иметь место весьма серьезный конфликт. Пример: «период троецарствия» в Китае (220—280 годы), когда, по сути, между собой воевали социумы-близнецы, в которых господствовали социальные порядки «мирного труда». Другой пример — война Алой и Белой Розы в Англии, где господствовали социальные порядки «военного труда».
Противолежащие по схеме социумы, скорее всего, будут конфликтовать постоянно, так как их социальные порядки совершенно не схожи между собой. Ярким примером является противостояние римлян и варваров: и те, и другие считали, что оппоненты являются недочеловеками. Или сакраментальное англосаксонское: «у индейцев души нет».
Однако, разумеется, далеко не всегда социумы будут находиться в состоянии «вечного мира» или же «вечной войны». История показывает, что даже конфликтующие между собой долгое время социумы могут в один прекрасный день и помириться, и перейти к кооперации, если для того сложатся необходимые предпосылки: во-первых, сменится место социума в международном разделении труда, во-вторых, старые социальные порядки окончательно уступят место новым.
Ярким примером могут служить в этой связи взаимоотношения Франции и Германии. Непримиримые соперники в Первую и Вторую мировые войны начиная с 1950-х годов становятся едва ли не ближайшими союзниками и уж точно сегодня являются «локомотивами» экономики ЕС. Этому факту можно найти множество самых разных объяснений, но с экономической точки зрения все оказывается очень просто: с наступлением стадии «массового потребления» меняется распределение производительных сил. Германия с середины 1970-х годов перестает быть классической «мировой мастерской» (то есть социумом, где господствуют социальные порядки «мирного труда») и становится наряду с Францией обществом, где господствуют социальные порядки «капитала». Плюс объективная необходимость концентрации капиталов и конкуренции с США и КНР приводит к тому, что Париж и Берлин переходят в 1960—1970-е годы к кооперации, что, например, в 1870 или 1940 годах даже представить себе было бы сложно.
Однако, если в рассматриваемом примере для смены социальных порядков потребовалось всего 10—15 лет, то в ряде случаев именно «запаздывание» трансформации социальных порядков под новые экономические условия приводит к феноменам, наподобие палестинских королевств крестоносцев. Завоевав Палестину и Сирию, крестоносцы создали точно такие же небольшие государства, как в Европе, которые кроме грабежа населения, междоусобиц и «крышевания» паломников ничем не запомнились. Хотя экономические условия позволяли перейти к «мирному» труду, но существовавшие у завоевателей социальные порядки преобладающего «военного труда» этого сделать в короткие сроки не позволили, ибо инерция мышления и поведения была очень велика. И за пятьдесят, максимум сто лет, процветающие прежде территории под властью крестоносцев приходили в упадок, а затем и сами королевства канули в небытие.
История, разумеется, никогда не повторяется абсолютно точно, однако, если социальные порядки изменяются достаточно мало, то те или иные сюжеты действительно могут повторяться. Наиболее часто такая ситуация будет наблюдаться при неизменных социальных порядках и ресурсных ограничениях.
Хрестоматийный пример: средневековая Европа. В период с V века и вплоть до XVI века большинство государств Западной Европы (кроме, может быть, Венеции, Генуи и Нидерландов, где с XIII века установились социальные порядки «капитала») относились к социальным порядкам «военного труда». Соответственно, если применения военной силы вне пределов Западной Европы не находилось, то наблюдались практически перманентная междоусобица или же «многосерийные» войны, наподобие Реконкисты, «столетней войны» Франции и Англии, борьбы пап и императоров или «итальянских войн» между Францией и Испании. Если же удавалось собрать какой-никакой крестовый поход (хоть в Палестину, хоть на славян), то конфликты непосредственно в самой Западной Европе ненадолго затихали. Аналогичным образом обстояло дело и у нас: можно вспомнить конфликты Московского княжества с Литвой, Крымским и Казанским ханствами. Хотя, например, Москва и Литва относились в большей степени к социальным порядкам «земли», а Крымское и Казанское ханства—к порядкам «военного труда». Но стабильность экономической ситуации, а также специализация Крымского и Казанского ханств на работорговле, делали неизбежными подобные конфликты, которые в большинстве случаев развивались практически «под копирку» и различались только условиями периодически заключаемого «вечного мира».
Более интересно дело обстоит в случае, когда социальные порядки не статичны, а серьезно меняются во времени. Социум в этом случае меняет свою позицию на матрице. И при всем том, что у каждого конкретного социума изменения эти могут осуществляться самым различным образом, можно выделить несколько типичных ситуаций.
Начнем с известной максимы «История движется по спирали». Она, с одной стороны, интуитивно понятна, но с другой — не лишним будет разобрать более подробно, как эта самая «спираль» образуется и какие свойства имеет.
Начнем с наиболее простого случая: экзогенного развития социальных порядков без катастрофических внешних воздействий (например, завоеваний, эпидемий и иных событий, приводящих к полному уничтожению социума). Под влиянием изменения климата, численности населения, размещения производительных сил и технологий общественного производства, наконец, вследствие удачных или неудачных завоеваний вполне логично изменение позиции социума на матрице социальных порядков. Иными словами ход истории неизбежно должен оставить свой след на матрице.
Для примера, на рисунке 3 рассмотрим ситуацию, когда два социума, начинающих в момент времени 1 свое развитие из одного квадрата матрицы, двигаются в разных направлениях.
В, момент времени 4 они окажутся в противолежащих углах матрицы. И это обстоятельство может привести к тому, что вполне мирно сосуществующие в момент времени 1 социумы в момент времени 2 вступят в конфронтацию, в момент времени опять будут способны существовать вполне мирно (ибо снова находятся в одном квадрате матрицы), а в момент времени 4 опять риск конфликта существенно возрастет. Не подобную ли картину мы наблюдем в истории Западной Европы, где военные союзы и коалиции меняются столь же причудливо, сколь и быстро?
Если мы попытаемся проиллюстрировать другой весьма популярный тезис:«Запад есть Запад, Восток есть Восток и им никогда не сойтись», то с помощью матрицы социальных порядков это можно отобразить следующим образом (рисунок 4).
В роли условного «Запада» у нас выступает социум, расположенный в первой четверти матрицы (социальные порядки «Капитал» + «Военный труд»), а в роли «Востока» — социум, расположенный в третьей четверти матрицы (социальные порядки «Земля» + «Мирный труд»). Рассмотрим, как со сменой социальных порядков происходит изменение взаимоотношений социумов:
Приведенный пример, разумеется, довольно условный, но он хорошо объясняет, почему, например, в истории практически не встречаются действительно вечный мир, равно как и по-настоящему вечная война. И почему, взаимоотношения государств порой бывают столь причудливы: вчера была одна коалиция или военный союз, а сегодня составилась совершенно другая. И почему все-таки исторические коллизии узнаваемо повторяются в ситуации, когда, казалось бы, и технологии, и экономические отношения обновились кардинально и совершенно не похожи на то, что было прежде.
Ответ на последний вопрос будет, кстати сказать, очень простой: это происходит потому, что повторяются социальные порядки, которым в отличие от технологий и масштабов совершенно невозможно вырваться из прокрустова ложа взаимоотношений факторов общественного воспроизводства, впервые очерченных еще Жан-Батистом Сэем. По крайней мере, до того момента, пока существует система товарно-денежных отношений.
Вообще сравнительный анализ социальных порядков представляется наиболее продуктивным инструментом, позволяющим верно расставить акценты как в социально-экономических, так и в социально-политических процессах. Для иллюстрации попробуем в общих чертах провести сравнительное позиционирование социальных порядков, сложившихся в ходе современной глобализации (рисунок 5).
В рамках иллюстративного примера выделим три основных социально-экономических уклада:
Как видно, каждая из названных групп стран играет в современной глобальной экономике свою, довольно четко определенную роль, которая определяет и своеобразие экономического уклада, и внеэкономические ограничения, характерные для каждой группы стран. И как следствие — природу и характер конфликтов (как явных, так и скрытых) между ними. Разумеется, для детального описания всех перечисленных аспектов необходим более глубокий и подробный анализ, который выходит за рамки данной статьи.
В заключение хочется отметить, что предлагаемый инструментарий как минимум в общей постановке позволяет эффективно структурировать проблему анализа внеэкономических ограничений и описания социальных и исторических процессов на междисциплинарной основе.
Литература
1. Адамидов Д.Ю. «Общая теория неравновесия или микроэкономический ревизионизм». [Электронный ресурс]. URL: http://www.finansy.ru/ publ/micro/003adamidov.htm (дата обращения: 14 октября 2019 года).
2. Ойкен В. Основы национальной экономии. М., Экономика, 1996, с. 71.
3. Сэй Ж.-Б. Трактат по политической экономии. М., Дело, 2000.